Всё и ничто / А. Холл ; [пер. с англ. Т. П. Матц] - Араминта Холл

— Эгги, — снова попыталась она, — не волнуйтесь, все будет хорошо. Вам нужен врач? Вы знаете, что с вами происходит?

— «Скорую» вызвать? — спросил Кристиан.

— Она, похоже, успокаивается, — ответила Рут. — Подожди немного.

Они смотрели, как бледнеет лицо Эгги. Кровь отступала так, будто ее притягивал магнит. Затем у нее начали стучать зубы.

— Эгги, вам лучше? — снова спросила Рут.

Девушка взглянула на нее и начала плакать. Рут притянула ее к себе и позволила залить всю свою футболку слезами.

— Простите меня, — наконец произнесла девушка, — я не стала вам говорить, потому что мне очень была нужна работа. У меня эпилепсия.

Рут немного успокоилась. Ее все еще не оставляла мысль, что бы случилось, если бы такой приступ произошел, когда Эгги была в доме одна с Хэлом, но все равно, это было лучше, чем другие варианты.

— Ох, Эгги, надо было сказать. Может быть, можно было что-то придумать.

— Полагаю, вы попросите меня уйти, — сказала Эгги.

— Не говорите ерунды. Сейчас вы не в состоянии куда-то идти. — Рут пригладила ей волосы. Было приятно ради разнообразия чувствовать себя хоть раз на высоте. — Сейчас вы ляжете, ни о чем не беспокойтесь, мы все обсудим утром.

— Но торт Хэла.

— Ничего страшного. Он даже не заметит.

Эгги теперь скулила, руки у нее были ледяными. Но она встала.

— Пойти с вами? — спросила Рут.

— Нет, все нормально. Вы правы, мне нужно поспать.

Было много чего, о чем следовало подумать, но Рут не могла сейчас себе позволить вникать во все. Все совершенно запуталось, и она не знала, что теперь делать.

— Черт, — сказала она Кристиану, когда убедилась, что Эгги уже не может их слышать.

— Я знаю, — кивнул он. — Ей нельзя позволить присматривать за детьми.

— Разумеется. Но мы же не можем просто выбросить ее на улицу.

— Думаю, утром надо будет показать ее врачу.

Рут хотелось вина, но праздник продолжался. Предстояло дотерпеть до конца, ответить на все вопросы друзей, объяснить, почему им пришлось пережить такой шок.

— Все так, но сейчас мне надо попытаться спасти торт.

Ступеньки расплывались в глазах Агаты, в голове мелькали белые вспышки. Это было так близко к краю, куда она всегда боялась приблизиться. Безусловно, Рут и Кристиан утром попросят ее уйти, потому что даже они не настолько придурки, чтобы оставить детей на сумасшедшую. Она села на кровать и стала прикидывать вероятность того, что они позвонят врачу или в полицию еще до утра, но решила, что вряд ли. Им еще нужно довести до конца праздник, потом кое-кто из гостей задержится, им придется укладывать детей спать, а затем ужинать вместе с родителями. Они решат, что она спит, и оставят все на утро.

Она прикинула, не стоит ли дождаться, когда все уснут, затем поднять Хэла и, как преступнице, скрыться с ним в ночи. Но наверное, в этом нет необходимости, решила она. Кроме того, ей вовсе не хотелось чувствовать себя преступницей из-за одной глупой ошибки. Это не она была женщиной, визжавшей на полу. Она была сильной, такой, какой всегда хотела быть. Она ничего не боялась. Не ошибалась. Она была матерью Хэла.

Агата не спала всю ночь. Она слышала, как укладывались спать Рут и Кристиан, слышала, как то понижался, то повышался тон их голосов, но, видимо, они слишком устали, и ссора затухла, не разгоревшись. В три она отправилась в кладовку и забрала свой рюкзак. Сверху лежали сумки с новой одеждой, которую она купила для себя и Хэла. Все эти мелкие детали придавали ей уверенность, что у нее все получится.

Агата много недель присматривалась к женщинам в парке. Подмечала, что они носят, и смотрела на дорогие этикетки, когда они оставляли свои свитера на скамейках. Касалась настоящей кожи их сумок, видела, как солнце бликами играет в их темных очках. Пыталась подражать их походке, как будто они находились в дорогом ресторане, где имели полное право быть. Они не останавливали свой взгляд на таких людях, как она, они едва замечали даже собственных детей, которые тянулись за ними, как утята за уткой. Их жизнь легко струилась, потому что они от нее этого ждали, и такая самоуверенность служила им щитом — никто не сомневается в тебе, если ты одна из этих женщин.

В пять она оделась и села на край кровати, наблюдая, как светлеет небо, становясь тускло-серым, чтобы через несколько часов превратиться в ярко-голубое. Желудок казался ей более пустым, чем обычно, она чувствовала, как поднимается желудочный сок, вызывая тошноту. Время тянулось медленно-медленно, и все же она ждала, потому что было жизненно необходимо точно придерживаться заранее продуманного графика, который она держала в уме.

В шесть часов она снесла свой рюкзак вниз и оставила его около входной двери. Взяла коляску Хэла из кладовки под лестницей и поставила ее рядом с рюкзаком. Затем бесшумно вернулась наверх. Из Агаты вышел бы хороший грабитель, она умела ходить, пряча свой вес внутри тела, и шаги оставались легкими, как падение перышек. Годы присмотра за детьми сделали ее в этом смысле экспертом.

В спальне Хэла было темно, она слышала, как он чмокает во сне. Она отодвинула волосенки с его лица, и он молча открыл глаза. Его щечки на ощупь напоминали кашемировое одеяло.

— Доброе утро, солнышко, — сказала она. — У меня для тебя особый сюрприз, Хэл. Не хочешь отправиться со мной в путешествие?

Он протянул к ней руки. Жест настолько доверчивый, что у нее перехватило горло. Она подняла его, и крошечное тельце слилось с ее телом, убедив ее в том, что она поступает правильно. Они вместе уселись на пол, и Агата просунула его ручки и ножки в одежки.

— А теперь ты должен вести себя по-настоящему тихо, Хэл, потому что мы не должны никого разбудить. Ты меня понял?

Он кивнул, и она подхватила его и снесла вниз. Это было теперь так близко, ее жизнь была так близко, и все же она никогда раньше так не боялась. Сердце бешено колотилось, отдаваясь во всем теле, в каждом мускуле, каждой жилке.

Но она уже посадила его в коляску, пристегнула и надела рюкзак себе на спину. Открыла входную дверь и вывезла коляску наружу. Повернулась и с помощью своего ключа тихо закрыла дверь. Теплый летний воздух обнял их и подтолкнул вниз по улице. Птицы, певшие в утреннем хоре, замолчали, потом рассмотрели, что происходит, и запели снова, на этот раз громче, более победно, потому что Агата и Хэл направлялись домой.

Кристиан проснулся внезапно, как от толчка. Сердце колотилось так сильно, что он испугался, не случился бы с ним инфаркт. Он повернул голову и увидел, что часы показывают тридцать три минуты седьмого. Он прислушался, ожидая услышать плач, но в доме было тихо. Ему было жарко, он отбросил одеяло, позволив утреннему ветерку высушить пот на его обнаженном теле. Ему казалось, что он видел плохой сон, вроде призрака в окне, оставивший скверный вкус во рту. Рут все еще спала, отвернувшись от него и дыша так тихо, что казалась нереальной. Ему захотелось пойти и проверить, как там дети, но он удержался, понимая, что в это время, перед самым началом дня, шуметь нельзя.

Воздух был душным и теплым, хотя на самом деле было не так уж и жарко. В Англии никогда не бывает слишком жарко. Он попытался вспомнить, из-за чего они с Рут начали спорить накануне, но не смог. Он сомневался, что ему когда-нибудь удастся сказать ей правильную вещь.

Кристиан поднялся и принял душ. Ловушка, которой до сих пор казалась ему жизнь, теперь распахнулась, и глубоко внутри себя он ощутил свою потребность в ней. Возможно, он уйдет и будет жить где-нибудь в маленькой комнате, с диваном, который превращается в неудобную кровать, и с кухонным отсеком вдоль стены. Все его вещи будут пахнуть карри, которое он будет приносить с собой, или прокисшим пивом, которым от него будет нести по вечерам. Каждое утро он будет просыпаться, ненавидя себя, и засыпать каждую ночь, мечтая оказаться дома.

В семь он уже был в кухне и варил кофе, глядя в окно на замусоренный сад, который надо срочно привести в порядок. Но тут в дверях появилась Бетти, ее энтузиазм окончательно разбудил его, и он смог заняться завтраком и сделать вид, что его жизнь не разваливается на части.

Рут поняла, что заспалась, сразу же, как проснулась. Воздух казался иным, в голове было пусто. Часы показывали уже двадцать минут девятого, и она удивилась, как умудрилась проспать проснувшихся детей и вставшего Кристиана. Снизу доносились крики Бетти, звуки работающего телевизора, запах кофе. Сон ей не помог, наоборот, он впитался в тело, как наркотик, дразнил ее, показывал, какие есть возможности.

Но сегодняшний день требовал действий и решений, день болезненный и мучительный. Отдохнуть не удастся. Рут уже поняла, насколько вымотается до того, как через десять часов сможет сесть на диван со стаканом вина и с ужасом подумать, что ждет ее в понедельник. Она заставила себя подняться с кровати. Ноги были тяжелыми, голова кружилась. Она встала под душ, в надежде, что он ее разбудит, но все равно спустилась вниз, чувствуя себя усталой и рассеянной. Кристиан занимался пакетами для мусора. Она заметила, что он очистил уже большую часть сада.